У кого, что есть интересное поделиться? Графоманов бить.
Вот, из моей копилочки.

минус один
Лигал Айс
минус один за бортом минус один к атаке
мой экипаж счёл меня слишком бледной
кто его знает сколько осталось в баке
кто его знает который тут рейс последний
с этим лицом никак нельзя к пассажирам
они же хотят мне верить что некритично
пусть улетают к чёрту ну в смысле с миром
прощай самолётик прощай серебристая птичка
мертвецки смеётся предательски пьяный диспетчер
поедем красотка погода такая шальная
играй мой гормон и плевать что планы на вечер
весна в этот год непременно меня доканает
не повторить бы ошибку жёнушки лота
с корнем из глупого сердца выдрать страницу
как это стрёмно влюбиться в автопилота
уж лучше украдкой шпилить бортпроводницу
сок вишни так пахнет кровью что сносит крышу
ой мама та харя в раме ужель моя ли
мой экипаж в эфире меня не слышит
меня забыли меня сломали меня помяли
ой мама какая драма дрянь дело мама
всё вышло из-под контроля вообще засада
в том чем мы дышим нет кислорода совсем ни грамма
я не хотела чтоб было больно нет нет не надо
такое дело я даже думала сдать билеты
но это то что теперь со мною под кожу вшито
я не живу с тобой на одной планете
ты слишком близко минус один к защите
© Copyright: Лигал Айс, 2009
Свидетельство о публикации №1904133906

Никто не вспомнит о нас:
Историк тяжелых трудов не напишет,
Немногим потешит себя археолог,
Подняв нас из мерзлой руды.
Свет нашего лета угас.
У нас с каждым днем все тише.
Мы были тише травы -
Мы станем ниже воды,
Ниже черной стоячей воды.

Ночь падает с синих небес,
Роняя сухие колючие звезды.
Навстречу ей вечная ночь ледяная
Встает из холодной земли.
Как тихо вдруг стало окрест!
Бежать бесполезно и поздно.
Прощай, легконогое счастье,
Скрывайся в далекой дали,
В голубой недоступной дали.

Как странно мы прожили здесь,
Какие волшебные травы топтали!
Ходили почти без следов,
А все же беду привели по следам.
Заколдовали себя,
А время не заколдовали.
Новый двурогий хозяин
Ступает по утренним льдам,
По белым обманчивым льдам.

Мечитур

Никто не вспомнит о нас:
Историк тяжелых трудов не напишет,
..............

жутковато так... И очень красиво!

Немного корабельно-осенней тематики:

И опять мне снится одно и то же:
За моим окном мерно дышит море,
И дрожит весь дом от его ударов,
На моем окне остаются брызги,
И стена воды переходит в небо,
И вода холодна, и дна не видно,
И корабль уже здесь, и звучит команда,
И ко мне в окно опускают сходни,
И опять я кричу: "Погодите, постойте!"
Я еще не готов, дайте день на сборы,
Дайте только день, без звонков телефона,
Без дождя за окном, без вчерашних истин,
Дайте только день!» Но нет, не слышат...
Отдают концы, убирают сходни,
И скрипит штурвал, и звучит команда,
(На моем окне остаются брызги)
И на миг паруса закрывают небо,
И вода бурлит, и корабль отходит...
Я стою у окна и глотаю слезы,
Потому что больше его не будет...
Остается слякоть московских улиц,
Как на дне реки, фонарей осколки.
А еще прохожих чужие лица.
И остывший чай. И осенний вечер.

(с) А. Макаревич

...а для тех, кто вышел не в высшей лиге, открывалась странная полоса. Нас спасали игры, спасали книги - нас спасало все, что могло спасать. Пересчет созвездий, значки на картах, дождевые отблески фонарей, на домах вдали полоса заката, поступь диких, верных, смешных зверей. И скрипели тихо ступени трапа, и рождалось странное (видишь сам?): вера в то, что где-то есть твой корабль, крики чаек, белые паруса. И не в том мечта, что - придет, причалит, заберет тебя из сутулых дней. Просто: есть корабль, твое начало, блеск спины дельфиньей в тугой волне.

...мы спасались сами, других тянули. Нет такой прямой, чтобы вышла вкось. Если рыба в сети приходит снулой, кто винит приливы и рыбаков? Беспокойных было - и будет - много, так во все века, через все года: сколько тысяч душ уведет дорога, в ледяную синь, в золотую даль? Оставался кодекс забытой чести, право детских драк, деревянных шпаг; оставались те, с кем остался вместе, от забора вдаль - начинай копать. Попадется клад - сбросим грузы за борт, и вперед, пугая цветастых рыб: вера в то, что где-то есть твой корабль, нос, корма, рассеянный росчерк крыл. И не в том мечта, чтоб его заметить в небесах, растянутых далеко. Просто: есть корабль - твоя примета, странный знак удач не-морских волков.

...и всего умений - почуять лажу, и всего имущества - горсть земли; о друзьях мечтал, как об экипаже, и учил, что значат "дедвейт" и "линь". Забери хоть все, повзрослеть потребуй, не стрелять, не петь, не седлать коня. Ты же знаешь, верно? Осталось небо, и корабль: тот, что нельзя отнять. И в любом паденьи - неловко, на бок, в старой ране, той, что к зиме болит, вера в то, что где-то есть твой корабль, там, где ходят прочие корабли. Ты запомнил крепко его названье, всю команду знаешь по именам. В октябре рассвет не бывает ранним, и в карманах тают остатки сна. И не в том мечта, чтоб взойти под утро на знакомый борт, на железный трап, провести рукой по стене каюты...
Впрочем - в том.
Конечно.
Чего же врать.

(с) wolfox

Мечитур
Бельзенеф

Вы меня плакать заставляете... Такой резонанс от этих стихов...

Эйрис
Еще вспомнил кое-что, где лодка и вода упоминались:


Ибо мир мой разбился на части - его не собрать,
Ибо мяч мой уносит рекой - его не догнать;
Перед сном я читаю о том, что у всех нас единый Отец.
Скоро выпадет снег и кондуктор объявит: "конечная - Станция мёртвых сердец".

Мы, как дети, пытались понять, почему это так,
Помнишь, в каждом вечернем окне мы искали твой знак,
Наблюдали начало, надеясь, что сможем с достоинством встретить конец;
Но оказалось, что коды не будет,- только вечный ноябрь на Станции мёртвых сердец.

А в порту ожиданье прибытья больших кораблей
И вся в белом с подзорной трубой замерла на балконе жена капитана,
Драит бляхи и ружья, готовясь к торжественной встрече, охрана...
Только им никогда не приплыть. Королева, мне жаль, но есть вещи сильней.

Ибо лодка моя утонула - ее не поднять,
И причал мой разбило волнами- к нему не пристать;
Папиросное облако тихо парит надо мной, как туманный венец
И, подняв воротник, я устало сажусь на скамейку на на Станции мёртвых сердец...

© С. Калугин

А песня какая... эх!

Вместо того, чтоб гнить в глуши,
Дыры латать, считать гроши,
Можно, пожалуй, шутки ради,
Что-нибудь сделать для души.

Во изумленье стад земных,
Пастырей их и всех иных,
Скажем, начать с высот астральных,
Благо, рукой подать до них.

Сев на каком-нибудь плато,
Небо измерить от и до
И заключить, что звездочеты
Врали веками черте-что.

Или в пробирке, как в саду
Вырастить новую еду
И применять взамен обычной
Или с обычной наряду.

Так же невредно ясным днем,
Междоусобный слыша гром,
В пламя враждующих проникнуть
Телепатическим путем.

А уж разведав, что к чему
Кровопролитную чуму
Предотвратить, и с гордым видом
За шпионаж пойти в тюрьму.

Иль уж и впрямь назло властям
По городам и областям
Тронуться с маршем, раздавая
Каждому по потребностям.

Вот тебе, бабка, Юрьев день,
Вот тебе, шапка, твой бекрень,
Вот тебе, друг степей и джунглей,
Твой бюллетень, пельмень, женьшень.

Горе лишь в том, что друг степей
Счастье свое сочтет скорей
Чудом каких-то сил надмирных,
Нежели доблести моей.

И наоборот, чуть где какой
Неурожай, разбой, застой,
Всякий решит, что будь он проклят,
Если не я тому виной.

Вот, например, не так давно
Шторм небывалый, как в кино
Снес, понимаешь, Нидерланды,
Прямо вот напрочь смыл на дно.

И натурально все вокруг,
Сразу, едва прошел испуг
Хором сочли каприз Нептуна
Делом моих несчастных рук.

Я же про этот шторм и шквал
Ведать не ведал, знать не знал,
Я в это время по Фонтанке
В белой рубашечке гулял.

В левой руке моей была
Провинциалка из села,
В правой руке моей фиалка
Благоухала и цвела.

(с) А.Щербаков

Благородное силы, слово
Однородностью и красотой
Так тождественно, так неистово мыслью разимо
Так собою неотразимо,
Что пугает своей высотой,,
Да уж,, насочиняли вы тута

Hrafn

Здесь не сочиняют, а цитируют .

Я пришла, не плача и уйду, не плача,
Волоча надежду, словно сеть рыбачью.

Мелкая рыбёшка проскочила мимо,
Если что застряло, мною нелюбимо.

Волочу надежду словно рваный невод,
Хорошо, что рыбки от природы немы.

Если оглянуться, сколько глянет в очи,
Все с немым укором, все по-рыбьи молча...
(с)

Хочется подбежать и замереть, и сдаться,
Хочется поддержать, имя сменить по святцам,
Вынянчить, как своё, не подпуская прочих,
Отлинчевать её, ту, что тебя морочит.
Звёзды считать в окне, чтоб засыпалось просто
И целовать ступней розовые полоски,
Стон с твоих губ снимать, сердце сквозь кожу гладить,
Просто сходить с ума, трогая, слыша, глядя.
Хочется чистоты, простынь с крахмальной прошвой...
Хочется, чтобы ты не вспоминал о прошлом...
(с)

Забавно, однако, забив на долги и дела,
похерив мобильник и жахнув винишка погорше,
признаться без страха: «А жизнь-то, братка, прошла!
Конечно, не вся, но осталось ведь явно не больше…»
И всё, чего ждал от неё ты, досталось врагу,
и всё, чему верил, осело невнятицей мыльной:
влюблялся, молился, старался - казалось: «Могу!»
Но жизнь обожгла и прижала наждачкой правильной.
И что теперь делать? Пилить до того рубежа,
где траурным утром взыграют валторны и скрипки,
и девочка в чёрном, помятую фотку держа,
пойдёт перед ними, давясь от запретной улыбки?
А как же рассветы, Днiпро и черешневый май,
и женщины главной - еще не изведанной - губы?
«Не всё еще спето… Маэстрочко, переиграй!»
Но только ветра задувают в облезлые трубы...
(с)

Принимая свою исключительность за аксиому,
Принимая других за простой поэтический шлак,
Ухожу на побывку с знакомому доброму гному,
Поживу-ка пока у него – он такой же чудак.

Он такой же дурак, и его никогда не любили,
На часах не минуты набиты, а метки годин.
Постучу осторожно, спрошу – Ты не дрыхнешь ли, Вилли?
Нет! – сползёт с канапе и спросонья – Чего там, входи!

Разведёт самовар. Разольёт теплый чай по стаканам.
Спросит, сахаром хрустнув, – Ну, как у тебя? – По нулям.
– Хорошо!... Он сказал хорошо! До чего же ты славный,
До чего же ты всёпонимающий, гномик Вильям.
(с)

Я еще не знаю, чего это будет стоить,
сколько этот костер последних возьмет поленьев, -
я хочу с тобой какую-нибудь историю,
хоть какое-нибудь ролевое распределение.

Вход и выход, поле анкеты и длинный прочерк,
Месяц-Из-Тумана с Ножиком-Из-Кармана;
я хочу с тобой каких-нибудь длинных строчек,
быть мужчиной и женщиной - это ужасно мало.

Чтобы ртуть взлетела в стекле на много делений,
как в сезон охоты с болота взлетает птица.
Я хочу с тобой какое-нибудь преступление -
чтоб потом за него нам вместе не расплатиться.

Так заходят аскеты в лавки восточных пряностей,
так среди беды атеисты поют осанны.
Я хочу от тебя каких-нибудь неприятностей;
я, конечно, готова дать тебе то же самое.

(c) kaitana

Кошкой шипящей утро. В спешке пролитый чай.
Город расплавлен будто нашими «здравствуй-прощай».
Напрочь увязший в саже, бесится пыльный рассвет.
В мыслях - фигня и лажа. "Мы" вроде есть и нет...
Дёргают где-то слева токи кардиограмм.
Душит больное крео... /На ночь - феназепам/.
Мне бы в твои ладони просто упасть лицом.
В память впитать все поры. Вызубрить. Чтоб потом
Чуждых касаний мутность, /липких, как приговор/,
Сглаживать перламутром запаха твоего…
В жизненных катастрофах некого уличать.
Стань моим жгущим кофе. К чёрту остывший чай.
(с)

Где прежде были прорези для глаз,
Заштопано старательной рукою.
А девочка внутри полна покоя,
Красива, тонкорука и смугла.

Ей снится морда доброго осла,
С шершавыми подвижными губами,
И жёлтыми грызущими зубами,
Сметающими всё, что подала.

Ещё ей снится детское плечо,
С её плечом почти, почти что вровень,
И мальчика нахмуренные брови,
И яблоко, упавшее мячом...

Спороло штопку заспанное утро,
В лицо плеснуло влаги голубой.
И я поволочила за собой
Имен, давно забытых, плед лоскутный...
(c)

Всё также твои письма коротки,
Как будто
Выходишь из нирваны на глотки,
Как Будда.

А я стою почтительно в углу -
Наперсник.
Пою то громких гимнов похвалу,
То песни.

То волосы лукаво расчешу
По прядям,
То выбежит помочь Ганеша-шут
Наряден,

То руки положу в немой мольбе
На плечи...
Но, торопиться некуда тебе.
Ты вечен.
(с)

Здесь в ладоши бьют нещадно,
Тут и крики, смех, и стон.
Нынче клоун беспощадный
Заводил аттракцион.

Он вертелся на опилках,
Бог кривляний и затей,
А затем бросал в копилку
Слезы маленьких детей.

И быстрей любого вора,
Ковыляя, как горбун
Ловит он рукой проворной
Смех, сорвавшийся с трибун.

Да, триумф его огромен,
Оглушителен успех.
Чем безжалостнее клоун,
Тем разнузданнее смех.

Только что все это значит?
И кому это во вред?
Ну кривляется, ну скачет
Дерзкий клоун на ковре.

Нет, совсем он не невинен,
Нечисты его глаза.
Он из зала душу вынул
И ногами растоптал.

Он с набеленным лицом
Выбегая на поклоны,
Снова чувствует себя
Императором Нероном.

Будто это Колизей,
А не пыльная арена,
Будто держит он в руках
Нити тысяч жизней бренных.
(c)

Он опять в этой маске жестоко больного паяца.
Не стереть и не снять. И ничем не замазать другим.
Ну и пусть. Может быть, он теперь перестанет бояться
Хоть кого-то из вас обозвать для себя дорогим.

Все для вас, господа! И простите за эту заминку.
Постучим по столу, и он выйдет из тени кулис.
Да, ужасно смешно, посмотрите на эту картинку,
Как невзрачный, но искренний клоун читает на бис.

На безрыбье без рыб. На безвременье все-таки время.
Как от боли и долгих рыданий краснеют глаза,
Так от режущей правдой строки запульсирует темя,
И он выйдет на сцену сказать, что еще не сказал.

Посмотрите внимательно: этот забавнейший клоун
По ночам не смыкает овалы заплаканных глаз.
Неужели же, черт вас дери, вы не спросите, кто он?!
Просто клоун.
И просто чертовски похожий на вас…
(c)

А ты слышала, Джейн, о таких существах как лангусты?
Оболочка с шипами, глаза и усы, как антенны.
Каждый хочет сожрать, потому что они офигенны,
Каждый хочет услышать, как панцири тонкие хрустнут
(Под горячий глинтвейн, в окруженьи предметов искусства).
Опускаясь на дно, быть лангустом опасно и страшно.
Осьминоги посмотрят в глаза, и - уже сносит башню.
Ты поёшь в темноте, как лангуст. Береги свои чувства.
А ты слышала, Джейн, о таких существах, как пиявки?
Присосутся к судьбе, - не оправиться, не откреститься,
Откупиться не выйдет вином, молоком и водицей.
Им нужна твоя кровь, телефоны, пароли и явки.
А ты слышала, Джейн, о таких существах, как мужчины?
Тех, что взглядами жгут города, что хватают за руки?
Знаешь, что это значит? Они сочиняют разлуки.
Уезжают, и сердце уносят без веской причины...
(с)