У кого, что есть интересное поделиться? Графоманов бить.
Вот, из моей копилочки.

минус один
Лигал Айс
минус один за бортом минус один к атаке
мой экипаж счёл меня слишком бледной
кто его знает сколько осталось в баке
кто его знает который тут рейс последний
с этим лицом никак нельзя к пассажирам
они же хотят мне верить что некритично
пусть улетают к чёрту ну в смысле с миром
прощай самолётик прощай серебристая птичка
мертвецки смеётся предательски пьяный диспетчер
поедем красотка погода такая шальная
играй мой гормон и плевать что планы на вечер
весна в этот год непременно меня доканает
не повторить бы ошибку жёнушки лота
с корнем из глупого сердца выдрать страницу
как это стрёмно влюбиться в автопилота
уж лучше украдкой шпилить бортпроводницу
сок вишни так пахнет кровью что сносит крышу
ой мама та харя в раме ужель моя ли
мой экипаж в эфире меня не слышит
меня забыли меня сломали меня помяли
ой мама какая драма дрянь дело мама
всё вышло из-под контроля вообще засада
в том чем мы дышим нет кислорода совсем ни грамма
я не хотела чтоб было больно нет нет не надо
такое дело я даже думала сдать билеты
но это то что теперь со мною под кожу вшито
я не живу с тобой на одной планете
ты слишком близко минус один к защите
© Copyright: Лигал Айс, 2009
Свидетельство о публикации №1904133906

Что делать, мой ангел, мы стали спокойней, мы стали смиренней.
За дымкой метели так мирно клубится наш милый Парнас.
И вот наступает то странное время иных измерений,
где прежние мерки уже не годятся - они не про нас.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесит и вновь перевесить
и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.
Но ты уже знаешь как мало успеешь за год или десять,
и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,
на миг удивившись почти незаметному их рубежу.
Но ты уже знаешь, о, как это горестно - быть несудимым,
и ты понимаешь при этом, как сладостно - о, не сужу.

Ты можешь отмерить семь раз
и вновь перемерить
И вывести формулу, коей доступны дела и слова.
Но можешь проверить гармонию алгеброй и не поверить
свидетельству формул -
ах, милая, алгебра, ты не права.
Ты можешь беседовать с тенью Шекспира и собственной тенью.
Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.
Но ты уже знаешь,какие потери ведут к обретенью,
и ты понимаешь, какая удача в иной из потерь.
А день наступает такой и такой-то и с крыш уже каплет,
и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.
И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет,
о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.

Он полон смиренья, хотя понимает, что суть не в смиренье.
Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.
И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,
как вечный огонь над бессмертной и юной душой соловья.

Юрий Левитанский.

Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивленно поднятая бровь,
как со стекла автомобиля - дворник,
с лица сгоняла смутную печаль,
незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадал, то думалось - навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,
что тесные объятия во сне
бесчестили любой психоанализ;
что губы, припадавшие к плечу,
с моими, задувавшими свечу,
не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз
семейство на обшарпанных обоях
сменилось целой рощею берез,
и деньги появились у обоих,
и тридцать дней над морем, языкат,
грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,
без мебели, без утвари на старом
диванчике, что - прежде, чем возник,-
был треугольник перпендикуляром,
восставленным знакомыми стоймя
над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе - работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и черным ходом в будущее вышли.
Иосиф Бродский

Надену красное.. Из вазы на столе
Достану розу. Приколю заколкой.
Станцуем танго? Танго на стекле!
Станцуем на бутылочных осколках?

В окно стучится дождик мотыльком,
В ночи грустит о чём-то безответно...
Станцуем танго? Танго босиком -
На красном шёлке крови не заметно.

Как страстно манит вскинутая бровь,
И сердца стук закладывает уши.
Станцуем танго? Лучше ноги - в кровь,
Чем без конца друг другу резать души!

Лариса Самойлова- Шабуня
Алла г Москва

Лежи пока... Не двигайся, не вой...
Сама ж хотела, чтоб "со всею страстностью"!
"Скрестите две ноги за головой" -
Звучит неоднозначно. И с неясностью.
Когда идёшь на Подвиг для Любви -
Уж некогда бороться с опечатками.
Да, я скрестил! И локоны твои,
Твоими же теперь сокрыты пятками.
Да, вижу, что теперь ты в мандраже:
Глаза с тарелку, скованы движения...
А что ж ты хочешь? КАМАСУТРА же!
Смотри, насколько ярче ощущения!
Любовь Большая - это не игра;
Не хобби для студентов и мечтателей!
Не всё так просто, милая. Пора...
Лежи пока. Я вызову спасателей.
(с)

Эйрис

Вот раннее утро. Вот я сижу на работе,
вот тонет работа в пушистой сладкой дремоте.
Мне хочется:
— кофе;
— объятий;
— зимнего моря;
— на кухне под водку сидеть, о политике споря;
— еще обниматься, поскольку когда зима
то без обнимашек не выжить в холодных домах;
— еще мандаринок;
— чтоб свечи и темнота;
— потолще и потеплее обнять кота
(коты — это очень полезно зимой, не так ли?);
— цветов. И неважно каких. Только чтобы пахли;
— чтоб всех расстрелять людей, что меня достали;
— вернуться домой и жить в большом одеяле;
— чтоб очень меня любили. Совсем. Всегда;

Всё просто.
Возьму себе ещё кофе.
Да.
(с)

^_^

Тысяча лет без наркоза кофейной тьмы
Саша Бес
Тысяча лет без наркоза кофейной тьмы
Сытые мыши, давясь, препарируют свечи
Нечем дышать… да и чувствовать, вроде бы, нечем
Думаю, как бы все это с себя поскорее смыть

Тысяча лет… но не время всему виной
Ждать полсекунды до крика, до взрыва, до свиста
Так же стремиться взлететь, как душа басиста
В звездную россыпь. Но только какой ценой?

Свет преломился в расширенных тьмой глазах
Спросишь: «Такое бывает?» Отвечу: «Бывает»
Солнце не умерло, просто оно заживает
Что с этим делать ты можешь придумать сам

Тысяча лет без наркоза кофейной тьмы
В тысяча первый рассвет и душою и телом
Я вспоминаю тебя невзначай, между делом,
Думая, как бы все это с себя поскорее смыть

13.05.09
© Copyright: Саша Бес, 2009
Свидетельство о публикации №1905136552

Ты состоишь из туманных лесов и скал,
соколиных охот - льётся ветер меж тёплых перьев.
Ты садишься у края, чтоб взор твой простор ласкал,
и молчишь, чтоб внутри себя слышать дыханье зверя.

Там, в долине, река, ветер треплет её рукав,
солнце воду её на лучи, как на стрелы, нижет.
И вода её тихо мерцает, как гладь клинка,
в час, когда ты к рассветной реке подступаешь ближе.

Я стрела в колчане твоем, добрый и верный лук.
Я мгновение скорости, пущенной точно в сердце.
В этом мире нас двое, прошедших под сотней лун,
чтобы снова вернуться к реке и её соседству.

Тишина на скале, под скалой - ледяная синь.
С края острого падает в небо, срываясь, сокол.
Мы приходим к реке, как к любви, придающей сил.
Остальное - охота, где дико и одиноко.
(с)

5 марта - день памяти Анны Андреевны Ахматовой.

ТАЙНЫ РЕМЕСЛА
1. Творчество
Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, -
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
2.
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,

На радость вам и мне.

Встала и вышла. Нужна, не нужна...
Как же плевать! И ни сколько не грустно.
Я никому ничего не должна.
Это чертовски приятное чувство.

Я ничего не считаю своим,
И никого. Философия гостя.
С жизнью у нас абсолютный взаим,
Мы ни обиды не держим, ни злости.

Я не прошу, не надеюсь, не жду,
Ждать и надеяться можно годами.
Люди всегда ощущают нужду
В том, чтобы труд увенчался плодами.

Я не хватаю удачу за хвост,
Чтобы в руках только он не остался.
Только тогда ощущается рост,
Если действительно сам добивался.

Встала и вышла. И дальше пошла,
Сколько мне надо? Ни много, ни мало...
Я никому ничего не должна,
Кроме себя. Вот себе задолжала.

Златенция Золотова

теперь без меня
Сола Монова
работай, ешь, спаривайся,
смотри телек, езжай за границу,
в Москву, в Турцию, в Ниццу,
одевайся, пей херес, настраивайся
на Луну,
выспись наконец,
осчастливь хоть одну,
сходи с кем-нибудь под венец,
на лошадях скачи,
на свое отражение быстро и нервно дрочи...
еще раз перечитай все мои письма,
еще раз выспись,
поиграй в гольф, улыбнись в камеру,
приценись к Хамеру,
или Мерсу,
померься,
силой с коллегами,
меньше ешь – чаще бегай,
позвони тане-алене-маше
им очень без тебя плохо,
стань на несколько дней старше,
сделай из людей лохов,
сходи в Аут-холл в голубом свитере,
узнай о существовании клитора,
веди активную переписку,
засунь в незнакомок пипиську,
им это нравиться,
опять-таки спаривайся,
смотри сны,
жалуйся на меня,
переведи слово «***ня»,
вспомни наивность весны
в моей радужной оболочке,
заведи , наконец, дочку
сына и кошку,
расскажи избирателям, как в детстве ты собирал морошку
в лукошко,
немножко
передохни
и снова работай,
ешь, работай,
работай, пей.
спаривайся,
работай,
оседлай на Седанке коня…
все !!!!!!!!!!!!теперь без меня!!!!!!!!!

ИЗВЕРГИ САМОВЛЮБЛЕННЫЕ

Невозможно читать начинающих авторов,
Чья бездарность бессмертней талантов иных,
У кого и вчера, и сегодня и завтра
Одинаково невыразительный стих.
И не только читать — принимать невозможно их,
Этих извергов самовлюбленных: они
Могут вирши безграмотные и ничтожные
Вам читать положительно целые дни.
Помню, в молодости принимал я их стаями,
Терпеливо выслушивал «опыты» их,
И читалось мне, что неудобочитаемо,
Где бездарность бессмертней талантов иных…
Маляры, офицеры, швейцары, садовники,
Столяры и сектанты, медички, дьячки
Лезли все в соловьи, в вожаки и в любовники,
В наглой скромности людям втирая очки…
В пору, помнится, расположения доброго
Одного «баритона» прослушав всю ночь,
Я совсем неожиданно грохнулся в обморок
И, очнувшись, кричал истерически: «Прочь!..»
Как они не поймут, что они — обреченные
И что прока вовеки не будет из них?…
Это просто больные иль просто влюбленные,
Чья бездарность бессмертней талантов иных!

Игорь Северянин
1929

После ветра и мороза было
Любо мне погреться у огня.
Там за сердцем я не углядела
И его украли у меня.

Новогодний праздник длится пышно,
Влажны стебли новогодних роз,
А в душе моей уже не слышно
Трепетания стрекоз.

Ах, не трудно угадать мне вора,
Я его узнала по глазам,
Только страшно так, что скоро, скоро
Он вернет свою добычу сам.

Анна Ахматова

Зима так холодна,
Так бесприютна и бела,
Скоро будет неизбежный
Дефицит тепла,
Начнём спасаться мы
От этой теплонищеты,
Значит, снова будут в моде
Тёплые коты.

Будем гладить всех мурчащих,
Тёплых, сонных, настоящих,
Запуская руки в меховые животы.
Переменчивы все вещи
В странном мире человечьем,
Постоянны мягкие,
Мурчащие коты

Все бегут домой
С холодных улиц и пустых,
Значит, снова будут в моде
Тёплые коты.
Тёплые коты
Летят по небу облаками,
Мысли переполнены
Мурчащими котами.

Когти могут впиться в ногу,
Но нога-то ведь не сердце,
Кошки так не ранят,
Как людишки иногда.
Тёплый кот меня утешит,
Ляжет на больное место
И усну я, обнимая
Тёплого кота.

Приходи играть,
Хозяйкин свитер обшерстить,
Книжку растерзать,
Об кресло когти поточить.
Приходи ко мне
Из мира странных зимних снов,
Плюнь на предрассудки,
Разбуди своих котов.
/Ольга Пулатова/

Все воздушные замки мои взяты яростным приступом. Тех, кто их защищал, повязали и взяли в полон. Небеса мои ясные стали вдруг дымными, мглистыми, Всё вокруг - как несбывшийся сказочный сон. Золотые мечты вокруг пальца умело обведены: Мои крылья слежались в один полосатый матрас... Мои быстрые кони цыганами ловко уведены. Мои песни застыли снежинками брошенных фраз. Ты ушла... ты прошла, словно ливень. Ты не возвращаешься! Не кричу... не зову... не кусаю в бессилии губ. Перед смертью деревья печально и гордо качаются - Зажимаю ладонью берёзовый, розовый сруб... Ты - любовь, ты - мечта, ты - печаль, ты - виновница бед моя. Но, тебя извиняя, себе ежечасно твержу: Ты - как детство... ты - юность, ты песня - наивная, светлая... А меня закрутило: я вновь от себя ухожу. По горам, по лесам, по просторам, глубинам и отмелям - От нелепой надежды: ушедшую радость вернуть... Видно, вовремя замки мои разорили и отняли: Впереди - горизонт... и свободу дарующий путь.
(с)

НАТАЛЬЯ РЕЗНИК
Ленинград – Боулдер, США


КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ

Пишет красавица чудовищу письмо
Про хозяйство, детей, завтраки и обеды,
Мол, ты уж расколдуйся как-нибудь пока само,
В этот раз, к сожалению, не приеду.

Отвечает чудовище красавице,
С трудом заставляя писать свою мохнатую руку:
«Рад наконец от тебя избавиться,
Видеть тебя не могу, проклятую суку!
Не приезжай, ненавижу тебя всё равно
За то что, устал столько лет без толку дожидаться,
За то, что понял давным-давно,
Что не в силах самостоятельно расколдоваться».

Пишет красавица чудовищу: «Не хочу тебя больше знать,
Гад, мерзавец, подлец! (и всякие другие ругательства).
Ты же обещал, что всю жизнь меня будешь ждать.
Не ожидала от тебя подобного предательства.
Будь ты проклят, невменяемый зверь.
Ты же клялся, что будем непременно вместе.
Ну, держись, завтра же приеду теперь,
Выдерну остатки твоей свалявшейся шерсти».

Пишет чудовище: «Прости за звериную бесчеловечность,
Я же чудовище, человечности не учился.
У меня впереди в самом деле целая вечность,
Не знаю, почему внезапно погорячился».

А жена чудовища говорит: «Опять пишешь своей одной?
Хочешь со свету меня сжить, урод и скотина?»
И чудовище плачет рядом со своей женой,
А она чешет ему его горбатую спину.

А красавица читает ответ,
Меняет дату на затёртом билете,
Как обычно, встаёт чуть свет,
Работает, готовит, улыбается детям.
И сходит, сходит, сходит, сходит с ума
До следующего письма.

Я умру ненадолго. А ты без меня не скучай.
Не разбрасывай ветер в углах опустевшей квартиры.
И проклятий не шли вслед ни в чём неповинному миру.
Завари в моей кружке до слёз опостылевший чай.

Закури. Отпусти меня с лёгкими кольцами дыма.
Рассыпай меня смехом в листву полусонных деревьев.
Это кажется только, что грусть твоя неутолима.
Я тебе, уходя, подарю на прощанье — забвенье…
(с)

Иногда хочется быть такой женщиной-женщиной,
Звенеть браслетами,
поправлять волосы,
а они, чтоб все равно падали,
благоухать Герленом,
теребить кольцо,
пищать «Какая прелесть!»,
мало есть в ресторане,
«мне только салат».
Не стесняться декольте,
Напротив, расстегивать
Совсем не случайно,
Верхнюю пуговочку.
Привыкнуть к дорогим чулкам,
И бюстхалтеры покупать
Только «Лежаби».
Иметь двух любовников,
Легко тянуть деньги,
«ты же знаешь — я не хожу пешком»,
«эта шубка бы мне подошла»...
Не любить ни одного из них.
«И потом в гробу
Вспоминать Ланского».
А иногда хочется быть интеллигентной дамой,
Сшить длинное черное платье,
Купить черную водолазку,
Про которую Татьяна Толстая сказала,
Что их носят те, кто
Внутренне свободен.
Если курить, то непременно с мундштуком,
И чтоб это не выглядело
Нелепо.
Иногда подходить к шкафу,
Снимать с полки словарь,
чтоб только УТОЧНИТЬ слово,
говорить в трубку: «Мне надо закончить статью,
сегодня звонил редактор»,
Рассуждать об умном на фуршетах,
А на груди, и в ушах чтоб
— старинное серебро
С розовыми кораллами
Или бирюзой.
Чтоб в дальнем кабинете
По коридору налево
сидел за компьютером муж-ученый,
Любовь с которым
Продолжалась бы вечно.
Чтоб все говорили
«Высокие отношения».
Чтоб положив книжку
на прикроватный столик,
перед тем, как выключить свет в спальне,
он замечал:
Дорогая, ты выглядишь бледной,
Сходи завтра к профессору
Мурмуленскому.
Непременно.
А иногда просто необходимо быть
Холодной расчетливой сукой.
И большой начальницей,
Чтоб все в офисе показывали пальцем
И так и говорили новеньким:
Она холодная расчетливая сука,
Пойдет по трупам.
Ну, зачем так грубо?
И зачем же сразу «по трупам»?
А вы, девушка уволены...

«Кажется я ясно ставила задачу»,
Называть красивых секретарш
«дурочками»,
Прямо в глаза.

Не потому что дурочки,

а потому, что красивые.
Топ-менеджерскую зарплату
Тратить на элитную косметику,
И чтоб золотых карт миллион,
С сумасшедшими скидками...

Коллекционировать современное искусство,
Развешивать его
По голым стенам в кабинете
И в огромной пустой квартире,
Где на сушилке на кухне
Одна чашка, одна ложка
И две табуретки
у барной стойки.
Говорить мужчине:
Жалкий неудачник,
То есть нет — лууууууузер.
Утвержать, что мастурбация
— дело всенародное,
И спать с котом,
(«он же член семьи!»),
Которого кормит домработница.
А иногда хочется быть такой своей для всех
В доску.
С короткой стрижкой,
И красить волосы, губы и ногти оранжевым,
И ходить в больших зеленых ботинках,
С индийской сумкой-торбой,
С наушниками в ушах,
С веревочками на запястье,
Все время везде опаздывать,
Вопить в курилке:
«Я такую кофейню открыла!»,
«Вы пробовали холотропное дыхание? —
Отвал башки!»
И чтоб аж дым из ушей.
Захлебываться от впечатлений,
Не успевать спать,
Собираться на Гоа
В феврале.
Сидеть в офисе за «маком»,
Вокруг чтоб все увешано
разноцветными стикерами
с напоминаниями: «придумать подарок Машке»,
«напомнить Витьке про ужин в среду»,
«купить новые лыжи».
На рабочем столе чтоб фотографии детей
В бассейне и в океане,
Портреты собаки — лабродор (почившей),
И бородатого мужчины в странной желтой шапочке.
Быть всю жизнь замужем
За одноклассником,
Который за двадцать лет, представьте
Так и не выкинул
Ни одного фортеля.
Да еще и мирится со всеми этими
Друзьями, вечеринками, транжирством
И немытой посудой.
«Ты заедешь за мной в восемь?»
«Конечно, зая».
А иногда хочется побриться на лыску,
И повязать платочек,
Вымыться в бане хозяйственным мылом,
Но пахнуть какими-нибудь
Травками,
Полынью там, или мятой.
Научиться молиться,
Читать жития святых,
Соблюдать посты,
Назвать сына Серафимом,
Подставлять, хотя бы мысленно,
другую щеку,
«Ты этого хотел. Так. Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня
— целую».

Излучать доброжелательность,
И чтоб ненатужно так
Сиять от унутренней хармонии.
Принести из церкви святую воду в баллоне,
Поставить ее в холодильник,
И когда муторно на душе
Умываться ею
И советовать мамашам,
Что если у ребенка температура,
Достаточно просто сбрызнуть,
И чтоб это действительно помогало.
А еще ужасно хочется пойти в официантки,
Купить накладные ресницы,
И полное
Собрание сочинений
Дарьи Донцовой.
Научиться ходить на каблуках
Флиртовать с посетителями,
Чтоб они больше
Оставляли на чай,
Говорить: а вот попробуйте еще «карпаччо»,
Уж очень оно у нас замечательное.

Ходить в кино,
Копить на машину.
Бросить бармена,
Закрутить с поваром-итальянцем,
Висеть на доске почета,
Как работник, раскрутивший максимальное число лохов
На дорогое французское вино,
Которое, они сроду не отличат,
От крымского.
Пить сколько хочешь горячего шоколада
Из кофе-машины,
И уже разлюбить греческий салат.

А что мы имеем на деле?
Пока только
Черную водолазку.
(Полина Санаева)

.......

Ты знаешь, с наступленьем темноты
пытаюсь я прикидывать на глаз,
отсчитывая горе от версты,
пространство, разделяющее нас.

И цифры как-то сходятся в слова,
откуда приближаются к тебе
смятенье, исходящее от А,
надежда, исходящая от Б.

Два путника, зажав по фонарю,
одновременно движутся во тьме,
разлуку умножая на зарю,
хотя бы и не встретившись в уме.

Иосиф Бродский