У кого, что есть интересное поделиться? Графоманов бить.
Вот, из моей копилочки.

минус один
Лигал Айс
минус один за бортом минус один к атаке
мой экипаж счёл меня слишком бледной
кто его знает сколько осталось в баке
кто его знает который тут рейс последний
с этим лицом никак нельзя к пассажирам
они же хотят мне верить что некритично
пусть улетают к чёрту ну в смысле с миром
прощай самолётик прощай серебристая птичка
мертвецки смеётся предательски пьяный диспетчер
поедем красотка погода такая шальная
играй мой гормон и плевать что планы на вечер
весна в этот год непременно меня доканает
не повторить бы ошибку жёнушки лота
с корнем из глупого сердца выдрать страницу
как это стрёмно влюбиться в автопилота
уж лучше украдкой шпилить бортпроводницу
сок вишни так пахнет кровью что сносит крышу
ой мама та харя в раме ужель моя ли
мой экипаж в эфире меня не слышит
меня забыли меня сломали меня помяли
ой мама какая драма дрянь дело мама
всё вышло из-под контроля вообще засада
в том чем мы дышим нет кислорода совсем ни грамма
я не хотела чтоб было больно нет нет не надо
такое дело я даже думала сдать билеты
но это то что теперь со мною под кожу вшито
я не живу с тобой на одной планете
ты слишком близко минус один к защите
© Copyright: Лигал Айс, 2009
Свидетельство о публикации №1904133906

кукловод
« от: 11.09.2006, 22:25:38 »


Дернуть за ниточку - как там с другой стороны?
Так же отзывчивы кукольи мягкие руки?
Так же откликнется нежным кивком головы
Та, что положенный срок отвисела в разлуке?

Дернуть покрепче - прочувствовать должную связь.
И умастить кукловодную жадную властность:
Быстро поднять до небес, поиграть, бросить в грязь,
В бурю - спасти, в штиль - смертельную вызвать опасность.

Дернуть! Еще раз! До звона - почти тетивой
Нити натянуты, как оголенные нервы.
Вряд ли сорвется. Пусть пробует - плетка со мной
Девять хвостов!

Сорвалась?

Ну, какая же стерва!

(c)

В тиши, неслышимый, незримый,
Я ускользнул из рук любимой,
Бессильных в томности серебряного сна.
Кто скажет, зная их касанье,
Когда безумней обаянье:
Когда она жестока иль нежна?

Как влажен взгляд!
Как ласково уста манят,
Чаруя тонкий слух воображенья!
О, только тот ценить готов
Покой и зрелость нежных слов,
Кто любит без цепей, без пресыщенья.

Их звук, их сладостный закон, —
Как надо мною властен он!
Счастливый этот день рожден для ласки.
Вдали от суеты земной
Я знаю, небо надо мной
Заря оденет в солнечные краски.

Джон Китс (Перевод В. Левика)

А я говорил: бросай филфак, поехали на Аляску.
Заведём у юрты двенадцать собак, в полозья врежем коляску.
Будем встречать ледяной рассвет консервами из Канады,
Будем разглядывать волчий след, одеваясь в овечьи латы.

Какая теория прозы, ты что? А там океан и горы.
Там ветер смешался с водой и мечтой, порвав скалистые шторы.
Большая медведица ловит в воде звёздную жирную рыбу.
Там дорога из "где-то" ведёт в "нигде", минуя посёлок "либо".

Я точно тебе говорю: бросай. Ты видишь? Сегодня осень!
А ты собираешься что-то писать, учишь свои билеты,
И время на кофе и туалет, да кошку в комочке меха.
А нужен всего-то один билет, чтобы уйти, уехать.

Там будут живые: Ахматова, Блок - в виде цветных водопадов.
А по выходным там гуляет Бог. Любит, до полураспада.
Там всё, что ты даже не сможешь прочесть, можно потрогать руками.
Но вот ты заводишь будильник на шесть, говоришь, что завтра экзамен.

А я повторяю: поедем со мной к луне цвета спелой клюквы.
Хватит глотать, разбавляя слюной, чужие смыслы и буквы.
Поедем. Там тихо стучат топоры, бурлит золотая тина.
Там валят деревья в реки бобры, отстраивая плотины.

Засыпаешь. И книги твои храпят с чистых беспыльных полок.
Засыпаешь. Висит Иисус распят, поскольку тоже филолог.

Выхожу от тебя и российский флаг закрывает собой звезду.
Через время я нагружу собак и огней тебе привезу!

Чтобы было чем жечь а-четыре, а-три, и тетрадки и книжный шкаф.
Привезу медведицу: вот, посмотри. Не понравится - спрячу в рукав.
Я оставлю юрту с дубовым столом Экзюпери-пилоту.

Но, наверное, ты получишь диплом и устроишься на работу.

Что толку: творил, шевелил, бубнил, боролся с душой и с тушей?
И всё говорил, говорил, говорил, и требовал: слушай, слушай!
А, может, не нужно собак и юрт, не нужен рассветный мак...

Послушай, чего там вообще сдают?
Хочу поступить на филфак.
(с)

Ах Астахова

•маленький принц•
_

я пишу письмо тебе из детства:
прочитай -
здесь только полстраницы.
пусть ворвутся в ветреное сердце
пара строк
от маленького принца.

не сердись -
я не ищу ответа
на вопросы - с кем сейчас, и кто ты?
я отдал тебе свою планету,
чтобы не лишать тебя свободы.

знаешь, дорогая,
путь мой звездный
полон сожалений и печалей!
я нашел себе другую розу,
и ее шипы меня не жалят.

_

только в этом тоже мало толку:
я хожу по замкнотому кругу -
колет память резче, чем иголка
наша
бесконечная
разлука.

Одиноко брожу средь толпы я
И не вижу мне равного в ней.
До чего же все люди тупые,
До чего же я всех их умней.

Все другие гораздо тупее,
Нет такого, чтоб равен был мне.
Лишь один себе равен в толпе я.
Лишь один.
Да и то не вполне.

(с) Игорь Иртеньев

Кто из них
оставил ему лазейку,
бесполезно теперь гадать.

Он приходит.
Садится.
И шепчет: зенки
подымите-ка, вашу мать,
на меня.
Что-то счастливы вы не слишком,
даже Май, и тот помрачнел.
Ну, смелей,
рассказывайте, братишки.
Кто душил?
Кто стоял на дне
этой ямы, когда вы её копали?
Кто командовал?
Кто тащил?
Август,
хватит реветь,
не позорься, парень,
выключай-ка сложные щи,
всё равно не поверю,
что был не в курсе.
Хорошо, что все собрались.
Подойдите ближе – брат не укусит,
брат готовит другой
сюрприз.
Первым падает Март,
некрасиво, на бок,
обхватив руками живот.

Истеричный Декабрь визжит,
как баба.

Август плачет.
Ноябрь пьёт
напоследок
из мятой и ржавой фляжки
свой отвратный дешёвый ром –
тянет время, как может,
но тоже ляжет,
вслед за Маем и Сентябрём.

Хладнокровный Январь
только после третьей
оседает в сугроб.
Июль
и Апрель
закрывают глаза,
как дети,
будто это спасёт от пуль.

«Лучше целься,
держи пистолетик ровно» –
ржёт Июнь, но во взгляде – страх.
Вся в калиновых каплях,
листвой багровой
истекает Октябрь. Сестра.
Чуть заметно дышит,
но постепенно
остывает.
Темнеет взгляд.
На лице не тают белые перья
победившего Февраля.

Теле-СМИ сговорились – молчат о бойне
на поляне в темном лесу.
Все синоптики блеют в эфир «спокойней»,
факты путают,
чушь несут.
В соцсетях некий дурень спамит
коротким
сообщением на стене:
Запасайте консервы, дрова и водку.
Впрочем, можно уже и не.
(с)

Будет длинный день, будет длинный век, ни осколка шальной тоски. По земле проходит весенний зверь, и шаги у него легки. Он немного волк, он слегка олень (а по правде - ни то, ни то), и короткий век, и короткий день заметает его хвостом.

Бьется яркое марево в синеве, точит когти о край окна. Забирается в логово зимний зверь и готовится к долгим снам. Он отчасти филин, местами кот (но, конечно, ни так ни сяк), ему грезится лунное высоко и полярные чудеса: белоснежный, далекий, спокойный край, где пронзительно воздух чист. Там не строят домов, там земля стара, и шаманы поют в ночи.

Слушай песни асфальта, рассказы крыш, про пути, облака, моря. Ты запомнишь, а может, и повторишь - значит, мир говорил не зря. Будет май полосат, будет март лохмат, и по шкуре апрельский ток. Кто-то сердцем бродяга, душою маг (впрочем, разве так важно – кто?).

Будут поздний закат и прозрачный свет, будут бабочки из руки... Вот проходит по улице человек, и шаги у него легки.

Перелётные листья
"Мы не знаем, зачем на деревьях листья..."
И.А. Бродский

Они торопились. Они улетали — 
не стройными клиньями — поодиночке. 
Их ветром сбивало в шуршащие стаи 
и вновь разбивало на мелкие клочья. 
Они торопились. Они так хотели 
добраться до юга по птичьим дорогам — 
туда, где нет злых, сумасшедших метелей — 
где моря и солнца пронзительно много... 
Спешили. И не дожидались уставших — 
шуршавших о чём-то в ногах у прохожих — 
бездушно шагавших и не замечавших, 
не слышащих хруста костей их. А позже — 
всех тех, кто сломался, устал, обессилел,
и думать забыл про далёкие страны — 
их в каждом дворе как бойцов хоронили — 
сжигая в кострах, насыпая курганы... 

...и в ужасе с веток на это смотрели — 
от страха дрожа — не способны к побегу... 
Они опоздали... они не успели... 
Засыпало снегом... 
засыпало снегом.
(с)

Через "не могу"

Через "не могу" просыпаться утром, пить горячий кофе, вставать с постели, притворяться смелым, веселым, мудрым и считать часы до конца недели.
Через "не хочу" на работу в девять, галстучек потуже, костюм построже, говорить другим, что им надо делать, за лицом следить, чтоб не стало рожей.
Через "я устал" к беговой дорожке, тренажерный зал через день полезен, создавать себя по мельчайшей крошке, убеждать себя, что вполне железен.
Через "ну и дрянь" доедать салаты, в правильном питании залог успеха, притворяться рыцарем в светлых латах, на пути, как зло, устранять помехи.
Через "как же скучно" читать и слушать то, что "каждый должен прочесть/услышать", в модном ресторане давиться суши и давить желание прыгнуть с крыши.
Через "сколько можно" не спать полночи, потому что рушится мир на части...
Убеждать себя, что того и хочешь.
Говорить себе, что вот это — счастье.
(с)

Я помню длительные муки:
Ночь догорала за окном;
Ее заломленные руки
Чуть брезжили в луче дневном.

Вся жизнь, ненужно изжитая,
Пытала, унижала, жгла;
А там, как призрак возрастая,
День обозначил купола;

И под окошком участились
Прохожих быстрые шаги;
И в серых лужах расходились
Под каплями дождя круги;

И утро длилось, длилось, длилось...
И праздный тяготил вопрос;
И ничего не разрешилось
Весенним ливнем бурных слез.

Александр Блок

Анна Ахматова

Я не любви твоей прошу.
Она теперь в надежном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
Но мудрые прими советы:
Дай ей читать мои стихи,
Дай ей хранить мои портреты,—
Ведь так любезны женихи!
А этим дурочкам нужней
Сознанье полное победы,
Чем дружбы светлые беседы
И память первых нежных дней...
Когда же счастия гроши
Ты проживешь с подругой милой
И для пресыщенной души
Все станет сразу так постыло —
В мою торжественную ночь
Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.

«Только детские книги читать...»

Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.

Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.

Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.
/Осип Мандельштам/

Спасибо всем, кто нам мешает,
Кто нам намерено вредит,
Кто наши планы разрушает,
И нас обидеть норовит!

О, если б только эти люди
Могли понять, какую роль
Они играют в наших судьбах,
Нам, причиняя эту боль!

Душа, не знавшая потери,
Душа, не знавшая обид,
Чем счастье в жизни будет мерить?
Прощенья радость, с чем сравнит?

Ну, как мудреть и развиваться
Без этих добрых злых людей?
Из ими созданных препятствий
Возникнут тысячи идей,

Наполненных добром и светом
И повторю я им сто раз:
СПАСИБО ВАМ за всё за ЭТО,
Ну, что б мы делали без ВАС!

Валентин Гафт

От любви до безумия пара шагов.
Та же пара шагов от порока до власти.
Счастье — это когда понимают без слов.
Если этого нет — значит, это не счастье.
От любви до потери — минута в пути
И минута в пути от разлуки до встречи.
Счастье — это когда ты не можешь уйти.
Если можешь уйти — значит, хвастаться нечем.
От любви до безумия — сутки бежать,
Друг до друга бежать, распадаясь на части.
Счастье — это когда тебе нечем дышать.
Если это не так — значит, это не счастье.

Яна Бражник

Сергей Есенин

Поёт зима — аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далёкую
Седые облака.

А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.

Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с рёвом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится всё сильней.

И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мёрзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
Красавица весна.

травили в лувре д артаньянов
мелком намазали углы
но под кроватью две три штуки
ещё усами шевелят

толпа весёлых д артаньянов
рубила елочку в лесу
летали в воздухе проклятья
опилки и обломки шпаг

в толпе весёлых д артаньянов
бродил печальный гей люссак
и он на д артаньян парады
ни разу больше не пойдёт

толпа весёлых д артаньянов
кричала дедушка мороз
но как всегда пришла каналья
и две три тысячи чертей

толпа веселых д артаньянов
сидела как то в кабачке
нахально выгрызая мякоть
и сплевывая семена

толпа веселых д артаньянов
несла однажды караул
не зная ни чего с ним делать
ни блин куда его нести

толпа веселых д артаньянов
в париж подвески привезла
а что подвески от белаза
так надо было уточнять

толпа весёлых дыртаньянов
расположилась на пруду
том самом чёрном в графском парке
мангал лягушки костерок

Толпа веселых дартаньянов
Спьяна бастилию взяла
Попутав с фортом лярошели -
А отдувался де тревиль.

однажды скачут мушкетёры
и думают чего бы спеть
и тут д артаньян внезапно
нашёл в кармане полклопа

ага констанцию украли
сказал атос входя в трактир
взгляните господа гасконец
опять наелся жабынят

да разве ж я стреляла в лошадь
сказала грустная миледь
когда пришли бойцы гринписа
ведя с собою палача

кольцо дала мне королева
сказал угрюмо д артаньян
теперь придётся ехать в мордор
а я надеялся что всё

вот документ что вы просили
сказал миледи кардинал
но чтобы котика обидеть
такая справка не пойдёт

а сколько шпаг у нас четыре
хотя пожалуй только две
друзья следите за атосом
он и последнюю пропьет

сидит констанция за шкафом
и не жива и не мертва
опять с похмелья к дартаньяну
явилась тысяча чертей

в париже через день гасконец
зарёкся поднимать платки
отелло арамис и фрида
ему назначили дуэль

Околдован невидимкой, дремлет лес; в лесу Некрасов. Отчего в лесу он шлялся - нам, читатель, недоступно. Может быть, дела какие; может, вышел освежиться. В общем, всё это неважно, но начать с чего-то надо.
Вечереет. Холодает. Раздаются в чаще звуки. Это звуки дровосека, думает поэт народный, попадая пальцем в небо, так как это просто дятел. Это просто дятел спятил (не сбивайся на Эдгара!)
В общем, так: в лесу малютка. Ничего отнюдь не прячет. Как известно, воз не спрячешь, даже если очень надо. Он кричит на лошадь басом; лошадь, кажется, привыкла. Тут поэт к нему с вопросом: чьи, мол, стоны раздаются. Но малютка отвечает, что ему не слышно стонов. А Некрасов: выдь на Волгу. А малютка: не фиг делать. И опять же, дровосеки не велят играть с чужими. Дровосеки, дровосеки, а не то, что ты подумал. Неожиданно из лесу вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляя; умирает бедный зайчик, но Некрасову не жалко. Видя в нём интеллигента, говорит ему малютка: кто виновен? Где дороги? Умереть ли мне достойно иль сносить судьбы уколы? Тварь дрожащая иль право я имею? Где дороги? Кстати, что тебе Гекуба? Ну, а ты ей? А Гекуба? Повторяю: где дороги? (Хрен бы с ними, с дураками.) Хорошо ли нам живется на Руси и что нам делать? И доедет до Москвы ли это колесо сансары? Если нет, то кто виновен?
И, почувствовав тревогу, от него бежал Некрасов, не имея сил ответить на проклятые вопросы. Он писал потом про это, но писал совсем другое, потому что было стыдно.
Вы же спросите, где пингвин. Пингвин не предполагался. Пингвин знает все ответы, просто никому не скажет, чтобы поддержать свой имидж, имидж глупой жирной птицы, той, что прячется в утёсах, чтобы не пришёл малютка и не задал бы пингвину пресловутые вопросы.